Rozalina Rookwood.

[audio]http://pleer.com/tracks/5290263uy19[/audio]
Над восточной стеной Руквуд-холла вставало солнце. Прямо между двух аккуратных декоративных башенок в половину этажа, расположенных на углах дома. От этого сад перед особняком расчерчивался светлыми и тёмными полосами, медленно скользившими по клумбам с редкими и дорогими цветами – недавний подарок Августуса, прекрасно знающего, что её может порадовать. Сам он отбыл из поместья ещё полчаса назад. Ещё до восхода солнца. Определённо, в Министерстве его не могли ждать так рано. Оставалось всего одно возможное место, но об этом лучше не думать.
Розалина медленно и  степенно, гордо расправив плечи и элегантно соединив руки на юбке платья, ступала по каменной дорожке. Она совершенно не старалась держать себя, постоянно мысленно напоминая об осанке, как это бывало в детстве. Вести себя по-другому она уже просто не могла. Ни единой слабости перед бушующим морем ситуации в обществе. Море подступало к её дому, а она ещё внимательнее вглядывалась в каждый цветок, делая растительную картину идеальнее, чем раньше. Море поглощало её сына, а она видела в его глазах жизнь. Невероятно яркую силу, зажигающую огонь во взгляде. Этого ей хватало, чтобы не проронить ни слова, лишь улыбнувшись ему на прощание, снова оставаясь одной. Если его жизнь и его стремления там, стоит ли этому противиться? Жизнь слишком хрупка, она может угаснуть от этого. Да и одиночество в Руквуд-холле почему-то совершенно не чувствовалось. Лишь терпеливое ожидание и затаённый страх, что встреча больше никогда не состоится.
Розалина Руквуд. В девичестве Джагсон. Муж был с ней холоден, это было особенностью его рода, и она приняла это, вскоре и себя приучив к такой холодности. Хотя ей хотелось бы ласково позвать сына по имени, проведя узкой ладонью по тёмным волосам, хотелось бы выслушать о бедах и волнениях каждого члена семьи. Она Джагсон и Руквуд, так откуда в ней эта любовь, подобная осенним листьям, закрывающим землю перед зимними морозами?

Со старинного гобелена на неё смотрят многие поколения предков её мужа. Их взгляды почему-то не дают поднять глаза, словно придавливая к земле грузом ожиданий и ответственности. Она Джагсон, но она же и Руквуд. Фамилии пролетают неясными тенями в голове, сплетаясь воедино. Никто и никогда не мог бы упрекнуть её в том, что она не воспринимала Руквудов своей семьёй… Кроме неё самой. За один короткий миг, когда она перед зеркалом, облачённым в белоснежную раму, распускала свои длинные волосы, уложенные в причёску. Это был её первый день в качестве жены Вителлиуса. Тёмные волосы падали на светлую мантию, а она, не отрываясь, смотрела в отражение своих глаз. Тогда она испугалась того, что может не полюбить свою новую семью так же, как и ту, в которой она родилась. Она на одну единственную секунду захотела вернуться, чтобы не было необходимости бороться. Но вместо этого с усердием изучила всё, что относилось к особенностям рода. Его история, его выдающиеся члены, его магия. Словно совершенно особенная сила. Теперь она полностью Руквуд, но всё ещё боится, что личности предков, воплощённые в разноцветных нитках полотна, её не признают. Живых представителей рода осталось всего двое: она и сын. Августус боится потерять и мгновение, стараясь охватить своим разумом всё, стараясь справиться со всем. Она…
Она, едва прогулка по саду завершена, сжимает палочку в руке. Интонация заклинаний выходит ровной и спокойной. От этого ещё более странен контраст между звуком и последствием. В средневековье хозяйка замка была ответственна за его оборону, пока муж находился на войне. Теперь война ей снится постоянно. Тёмно-синее небо и полукруг людей перед крыльцом, на котором она стоит. Некоторые лица ей даже знакомы. Во сне она точно знает, что в доме одна, от этого её решительность ещё больше.

Война. У маглов их за это столетие их было две, неужели и у магов будет точно так же? Время должно остановиться, а солнце должно встать на западе. Иначе море накроет её. Иначе её накроет одиночество, которого она на самом деле ещё никогда не испытывала.

Осень. 1964 год. Норфолк, Англия.
Руквуд сидел на раскладном стуле и старательно выписывал эту строчку в широком блокноте, недавно подаренном кем-то из постоянных клиентов отцу. У того скопилось множество таких подарков, поэтому этот перешёл к Августусу, которому очень понравился тёмный и плотный кожаный переплёт. Блики от костра падали на чистые страницы, скользя по ним, выделяя единственную запись и контраст между желтоватым пергаментом и угольно-чёрными буквами. Руквуд, низко опустив голову, продолжил писать.

Осень. Традиционное время для охоты. Получив приглашения, сюда прибыли давние знакомые, воспользовавшись возможностью не только развлечься, но и пообщаться на темы, волнующие сейчас очень многих. Вполне обычные обстоятельства, вполне обычное занятие. Однако собрались на этот раз не совсем обычные люди. Любые чистокровные, по мнению Августуса, были необычны: каждый из них нёс в себе древнюю кровь, традиции, гордость… Но именно эти люди выделялись среди других, было в них что-то неуловимое, заставляющее выше вскидывать голову, ровнее держать плечи. И искренне гордиться знакомством.
Руквуды вот уже много поколений серьёзно подходили к бракам, ведь родственные связи для аристократии самые важные и самые крепкие. Поэтому совсем не странно, что в доме этого рода часто можно встретить Джагсонов или Макнейров. Только вот даже Августус, не слишком интересующийся политикой, слышал, что все эти гости называют себя Пожирателями Смерти. Он ещё не знает, какую роль сыграют те в его жизни, но чувствует, что она будет очень важна, и каждый раз, когда отец приводит его в Большую гостиную, внимательно слушает их разговоры. Слушает и запоминает. Ведь не могут же люди с таким сильным огнём во взгляде и такой уверенностью в своих словах так и не оказать никакого влияния. Определённо, не могут.

Хотя сейчас он не понимал смысла своего пребывания здесь: в процессе охоты не слишком помог, лишь однажды первым найдя след ушедшего штырехвоста, а кого-нибудь его возраста не было. Только Уолден Макнейр, но тот был старше на несколько лет, поэтому, обменявшись вежливыми приветствиями, Руквуд поспешил отойти в сторону, рассудив, что общей темы для разговора не найдётся. Однако охота для детей – это истории, рассказанные взрослыми, а их было предостаточно.
Он как раз закончил писать на первой странице, убрав блокнот, как к костру вернулся отец и остальные маги: они ходили к оврагу ещё раз осмотреть логово сегодняшней добычи. А с противоположной стороны в это же самое время вместе со своей кузиной вышла мама. Смотря на неё, Августус в который раз пожелал наконец научиться сохранять такую же естественность, не теряя при этом благородства и величия. Все собственные поклоны и движения ему казались слишком отрепетированными и резкими.
Эльфы тем временем, повинуясь распоряжениям женщин, разнесли вино, неожиданно поднеся кубок и Августусу, хотя напитка там было лишь на глоток. Традиция. Ещё одно выражение неразрывной связи всех присутствующих. Молча подняв взгляд на отца, он дождался едва заметного кивка, и осушил кубок. Традицию должны соблюдать все.

Совершенно неожиданно, когда он увлечённо слушал очередную историю, которую с воодушевлением и не слишком правдоподобными подробностями рассказывал старший из Макнейров, а кубки взрослых наполнились уже не один раз, из-за кустов с громким треском ломающихся ветвей выскочил ещё один штырехвост. Руквуд успел лишь проследить, как падает чей-то кубок, а те, кого люди небезосновательно считали Пожирателями Смерти, уже поднялись со своих мест, мгновенно доставая палочки. Глядя на то, как Макнейр, оказавшийся прямо напротив штырехвоста, коротким взмахом посылает в него Аваду, а Джагсон, оказавшийся сбоку, одновременно ставит купол, не дающий отследить применение Непростительного, Руквуд почему-то вспомнил слово «опыт». Секундная тишина, а затем поляна оглашается смехом.
Смешным было то, что все осознали происходящее уже тогда, когда оно завершилось. В следующих шутках часто звучало как раз то слово, которое пришло Августусу на ум, но он уже не прислушивался. Он вспомнил, какими эти люди бывали на официальных приёмах: холодными, отстранёнными, сейчас же даже его отец едва заметно, но всё же улыбался. Он вспомнил, а затем подошёл к штырехвосту, про которого все на время забыли. Самка. Наверное, увидев логово без потомства, она от отчаянья последовала за людьми, находившимися рядом. Задумчиво посмотрев в её глаза, Руквуд вскоре вернулся к костру.

Не было ни озарений, как это описывается в книгах про учёных, ни голосов, как это бывает в книгах о жизнях великих, потерянных в веках волшебников. Он просто теперь знал, что обязан был сделать. Когда все стали прощаться, а костёр ещё не потух, Августус подошёл к нему, украдкой опуская в искры страницу из блокнота. Что-то ему подсказывало, что так будет лучше. Возможно, когда-нибудь он будет иметь возможность оставить лично для себя множество подобных записей, чтобы однажды вспомнить некоторые моменты, но пока этого не стоит делать: слишком опасно... Руквуд ещё раз произнёс про себя последнее слово, словно заранее к нему примериваясь, словно он был уже полностью уверен в том, что часто будет его использовать. В последний раз взглянув на костёр, но увидев перед внутренним взором только зелёный всполох заклинания, Августус больше об этом не думал.
Через год он в это время будет уже в Хогвартсе, это его последняя осенняя охота на ближайшие семь лет, но сейчас он счастлив. И с нетерпением, небольшим, как это полагается Руквудам, ждёт будущего.
Всё же ему интересно, какую роль в его жизни сыграют эти люди.