Теплый ветер играл в моих волосах, тихий плеск волн озера и шум листвы дуба убаюкивали, успокаивали. И все это заставляло ощущать какое-то единение с окружающим миром - с миром Хогвартса и миром магии. Пусть слизеринцы говорят, что хотят, но я – часть волшебного мира, я – полноправная ячейка, я – волшебница.
Солнце садилось за горизонт, освещая небо золотом своих лучей, переливаясь ярким багрянцем на закатном небе. Через пару часов станет совсем темно: зажгутся свечи, в гостиной Гриффиндора будем шумно и многолюдно, Филч выйдет с дозором в бесконечность школьных коридоров, и только тень миссис Норрис будет до утра отражаться на стенах в отблеске светильников. И все это мое!
Радость волной накрыла меня, печаль ушла в бесконечность темнеющего неба, которое, точно фонарщик, зажигало свои созвездия. И в этот момент мне так безумно захотелось, чтобы Джеймс сейчас оказался рядом, чтобы он вдруг вышел из-за дерева, привычным жестом взлохматил себе волосы и просто посидел рядом. Но я знала, что сейчас он на отработке у профессора МакГонагалл за свой шикарный фейерверк. Что ж, сидеть здесь не было больше смысла: все же осенние вечера несут в себе прохладу, а разболеться совсем не хотелось. Я встала и стремительно зашагала в сторону замка.
Прохладой осенних перемен дышало все вокруг и оттого начинало полыхать зарницами пожаров.
отрывок из какого-то фанфика.

Сев испытывал смутные чувства, находясь в огромном зале, битком набитом красными, зелеными, синими и желтыми галстуками. Он не любил первое сентября. Особенно эту дурацкую церемонию распределения. Смысл в этом, конечно же, есть. Но вот толка никакого. Бедные дети. Сейчас на них понавесят ярлыки на всю оставшуюся жизнь. Идиотские стереотипы. Неужели какая-то старая пыльная шляпа вот так раз и навсегда может перевернуть их судьбу.
Парень проскользнул в Большой зал как раз, когда церемония заканчивалась. Никто и не заметил, что его не было. Он сел в конце своего стола под зеленым флагом с слизеринским гербом. Ничего не изменилось за лето. Почти.
Целое скучное лето. Потом платформа девять и три четверти. Ставшая до безумия привычной. Сев всегда с завистью наблюдал за лицами первокурсников. Да, он был таким же. Полным надежды и веры.

За годы в метро человек не накопил сил,
чтобы с триумфом подняться вверх по ступеням сияющего эскалатора,
везущего его к былой мощи и великолепию.
Напротив, он измельчал, привык к темноте и тесноте.
Метро 2033

В полутьме холодных тоннелей можно было дышать без маски. Хотя назвать это воздухом было почти невозможно. Сыро. Душно. Но человек может привыкнуть ко всему, ради того, чтобы выжить. Старики и те вряд ли смогли бы описать наполненный свежестью и яркими запахами воздух земли тридцать лет назад. Шаг. Еще шаг. Глаза за несколько дней привыкали к полутьме. Уже не представлялось возможностью думать, что когда-то люди могли жить свободно, не чувствую постоянных давящих стен со всех сторон. Лишь в шепоте вечерних историй рождались далекие волшебные образы. Простые, реальные истории казались детям, рожденным в метро, сказками. Лишь потому, что историям вышел срок. Потому, что они когда не повторяться.
Как-то она прогуливалась в одном из коридоров. Не могла больше сидеть на месте, чувствуя томление, неопределенность. Ноги сами несли ее, мышцы ныли, хотелось пробежаться, быстро- быстро, чтобы захватило дух, заставив задыхаться. Эхом принесло песню. Тихую, неровную. Какую-то незнакомую, но от этой мелодии щемило сердце, будто она была чем-то очень родным. Память...ее не убить. Можно задвинуть глубоко в сознание, сойти с ума, попытаться не думать. Но память - это не банальная часть мозга, отвечающего за то, чтобы не забыть дату рождения или свое имя. Иногда, когда ты забываешь все, даже собственное имя, память остается. Она всегда остается, и сейчас даже приходится убеждаться в том, а не передается ли память генетическим путем, от родителей. Почему так горько смотреть на потрепанные фотографии, зеленый цвет на которых пусть и потускневший, но зеленый. Почему...
Она не контачила с местными. Те смотрели на нее как-то враждебно. Или просто разучились улыбаться. Для этих людей стало выживание главной целью. На уровне безумия, на уровне маразма. Не было никаких высоких целей. Все они угасли в первое же пятилетие. Остался лишь тусклый свет метро, отголоски прошлого, непонятно зачем рождающиеся, вечноголодные дети. Во что верить? О чем мечтать?
"Нет, незачем было мечтать, в новом мире такого быть больше не могло, в нем каждый шаг давался ценой невероятных усилий и обжигающей боли.
И пусть. Те времена ушли безвозвратно. Тот волшебный, прекрасный мир умер. Его больше нет. И не надо скулить по нему всю оставшуюся жизнь. Надо плюнуть на его могилу и не оборачиваться никогда больше назад."